– Ты ещё спрашиваешь, мой мальчик? Неужели сам не понимаешь? У тебя в руках была единственная в твоей жизни женщина, которая к тому же любит тебя без памяти. Поверь, другой такой тебе уже не встретить никогда. А ты прогнал её, увёз за тридевять земель вместе со своим ребёнком. Неужели ты не понял, что она в тягости от тебя?
– Нет, мама Кэт, не понял, – растерянно отозвался рыцарь. – Она ведь ничего не сказала.
Мистрис Кэт невесело усмехнулась.
– Дурачок, с чего бы она тебе стала говорить? Она гордая женщина, а ты всё время давал ей понять, что она для тебя временная игрушка и только. Ты был приветлив и ласков с ней, не спорю, но ни на один день не позволил ей забыть, что осенью женишься на той бесцветной жерди, что принесёт с собой кусок земли. Земля – это всё, что тебя волнует. А как ты будешь в постель ложиться каждый день с той, визгливой, ты подумал? Как целовать её станешь? И ведь на всю жизнь будешь к ней привязан. Она, может, и родит тебе детей, таких же бесцветных как сама, а может, и нет. Её мать была не слишком-то плодовита, всего двоих родила, только одну дочь вырастила. А твой сын во Франции будет расти, бастардом. Хорошо! Просто замечательно!
Она презрительно фыркнула и вновь залилась слезами, не скрывая их и не пряча глаз.
– А Ингрид, бедная девочка, так плакала по ночам перед отъездом. Нам улыбалась, а по ночам рыдала в подушку. Впереди-то у неё ничего хорошего нет. Замуж её, конечно, отдадут, но за кого? И кто будет воспитывать твоего сына, тоже вопрос.
– Ты так уверенно говоришь про сына, мама Кэт, – он смотрел на неё виноватыми глазами и, казалось, сам готов был заплакать, – как ты можешь знать?
– Да уж могу, на лице это у неё написано. В прошлый раз, когда она с Бланш ходила, лицо у неё совсем другое было. Это же очевидно.
– Что же я наделал, мама Кэт? – в глазах Герберта пробилась боль. – Я хотел сделать так, как должен. Мне самому с ней расстаться было, как сердце из груди вырвать. Но я думал, что справлюсь с этим. Зато поместье станет больше и крепче. На том куске земли, что даёт за дочерью сэр Пауэр, можно хороший дом поставить для одного из сыновей. О том, что сам зачахну с такой женой, как Абигайль, и не подумал. Только теперь понял, когда сердце моё там, далеко, под Сомюром осталось. А ты ещё про сына говоришь мне.
Герберт махнул рукой и выскочил из комнаты домоправительницы. Ещё не хватало расплакаться как мальчишка. А веки подозрительно жгло. Он спустился вниз, велел принести ему ужин и побольше вина. Долго сидел в зале, сперва за столом, потом перед очагом. Осушил не одну чашу. Но хмель не брал. На душе скребли кошки в десять, нет, в двадцать когтистых лап. Уснуть тоже не удалось, хотя после долгой дороги тело и просило отдыха. Зато утром пришло решение. Он вызвал к себе капитана Бродика и отдал ему распоряжения относительно того, что и как следует сделать в поместье в его отсутствие. Потом призвал Джайлза и велел готовиться к новой поездке во Францию. Глаза старого воина заблестели весело и молодо, лицо расплылось в улыбке.
– Мы будем готовы через два часа, сэр, – отчеканил он и вылетел из зала.
Мистрис Кэт, услышав новости, тоже расцвела и засветилась радостью. В поместье началась весёлая суматоха – надо было собрать хозяина в дальний путь.
Теперь, налегке, ехали быстрее. Герберта подгонял страх, что его любимую успеют выдать замуж, пока он тут раздумывает, и он всё пришпоривал своего коня. Воины не возражали, им тоже хотелось поскорее вернуть леди домой. Больше всех торопился Рон, ему было радостно от мысли, что милая девушка Элли вернётся в поместье, и он сможет начать ухаживать за ней. Теперь дорога была известной, да и французский кое-как они все уже понимали.
Когда достигли поместья месье Серве, был конец сентября, канун дня Святого Михаила. В этот день рыцарь, по замыслу, должен был готовиться предстать перед алтарём, а он и думать забыл о предполагаемой невесте. Все его мысли были заняты Ингрид и ребёнком, существование которого она от него скрыла.
Подъехав на всём ходу к воротам поместья, Герберт соскочил с коня и чуть не бегом устремился к дому. Навстречу выскочил перепуганный мальчик-слуга, но рыцарь отодвинул его и ворвался в зал. Первое, что он увидел, была Ингрид, вскочившая на ноги при его внезапном появлении. Фигура её уже заметно округлилась, и сомнений в правдивости слов мамы Кэт не оставалось. Он улыбнулся ей и, в несколько больших шагов преодолев расстояние между ними, крепко обнял за плечи, притянув к себе. Потом повернулся в сторону хозяина, вытаращившего глаза от удивления, и заявил, ужасно коверкая французские слова:
– Я забираю обратно вашу племянницу, месье Серве, с вашего позволения. Она кое-что должна мне.
Потом перевёл взгляд на женщину в своих объятиях.
– Как ты могла, любимая, скрыть от меня моего сына, – мягко упрекнул он её на родном языке. – Это мой наследник, и я не позволю ему родиться во Франции. Его ждёт родной дом, а тебя судьба моей жены, даже если ты этого не захочешь.
Ингрид лучезарно улыбнулась сквозь набежавшие слёзы и спрятала лицо у него на груди. Дядюшка Жильбер возражать не стал, особенно когда узнал о перспективах, ожидающих племянницу. Он был, в общем-то, не злой человек, просто задёрганный сварливой женой и множеством отпрысков, которыми она одаривала его чуть не каждый год. И в этот раз гостеприимство месье Серве было на высоте. Он даже нашёл места для ночлега всем сопровождавшим рыцаря воинам и устроил небольшой праздник, на котором поразил англичан разнообразием и отличным вкусом подаваемых вин. Видя их потрясённые лица, месье довольно улыбался. Как-никак он хороший винодел, и неплохо на этом зарабатывает. Даже мадам Серве, увидев, как складываются дела, позволила себе улыбку – племянница мужа, да ещё с двумя детьми, ей была совсем ни к чему, и она уже измучилась, пытаясь решить, как её поскорее сбыть с рук. А тут вопрос решился сам собой.